Межгосударство. Том 1 - Сергей Изуверов

И так далее, и так далее.

Копьё ударяется в мех с искрой на спине уникорна,

А рыцарь-невежа в раздумье – добьём или мучиться бросим.

Над лесом гремит трель из разрубленного в трёх местах горна.

Так кончился с потрохами рыцарь, осталась последняя осень.

И так далее, и так далее.

Много кому и нам не в последнюю и так далее, снится в качестве мечты, чтоб книга оставила по себе память и впечатление этакой загадочной, нарочито сложно, помнились только бесконечные загадочные подвалы и комнаты с деревянными столами, на старинные рукописи и рядом отрывки их расшифровок, огарки свечей в разной величины канделябрах, с потолков на цепи масляные лампы, на стенах пустуют факельные кольца, пол – зависит от места, если подвал или подвальная комната, то из больших, истёртых подошвами тысячи загадочных булыжников, если старинный родовой особняк или замок, или поместье, скрипучий паркет с длинными дорожками, толстыми и пыльными, скрадывающими шаги, по тем предостаточно, в особенности ночью, всё действие которое должно запомниться происходит ночью или в сумерках, по окнам непременно бьёт поток через решето (в крайнем снег, в особенности в обрамлении каменных плит кладбища), так же как бьёт он по полям шляп и скатам плащей и рединготов, каждую секунду свершаются тёмные дела, составляются завещания и криптозавещания, что-то сбрасывают с мостов и вылавливают из рек, прячут в зонтах и саквояжах, поминаются старинные истории, с всё связано, заговоры и квазизаговоры могущественных квазиорганизаций, накидываются таинственные письма, непременно скрепляемые красным сургучом, множество тёмных личностей в котелках и цилиндрах ведут загадочные разговоры и совершают непонятные эволюции со всем вокруг, например ездят на лошади задом наперед, отпиливают верхушки черепов или копают ямы в неподходящих местах, желая обнаружить клад или подсказку для дальнейших загадочных действий, всё это поливает дождь, по всем улицам, каждую из освещает не более одного фонаря с мертвенно-жёлтым, газовым или масляным, катят чёрные кареты с кучерами, предпочитают скрывать личности и натягивать цилиндры и котелки значительно, требует мода, у всякого действующего лица припасён пистолет или нож, или загадочная фраза, или письмо на непонятном языке, многое объясняет, все следят за всеми, ныряют в проулки, проникнутые тайной, скрываются в подземных коридорах, заходят в тайные комнаты и трудятся над расшифровкой древних документов и укрывательством завещаний и происходящее шестьсот назад или через сто вперёд, почти не от настоящего, те же обстоятельства, пейзажи и та же мрачность, загадочность, тот же необъяснимый дождь, семейные ветвленья, гениальные сумасшедшие, вероломные кормилицы, зеркальные загадки для зеркал, фуги предложений, переписанные заговоры, сложенные в столб, высятся до пояса или пупа, религиозные разночтения, озвучиваемые шёпотом, в небравых подземельях, многосмысленные пассажиры чёрных экипажей, в каком бы веке те не ехали и по каким окрестностям, непременно почта, содержащая загадки, почтальоны неустановленного происхождения, во всём и виновны и доставляют письма избирательно, таинственные карлики, необъяснимые преступления и лишь видимость расследования тех, призвана укрыть нечто более важное, масляные лампы, потайные фонари, документы, никто не видел, места, никто не достигал, но в сокрыто самое главное, древние ордена, инсценирующие свой крах и инсценировку инсценировки своего краха, тайные знаки, умел понимать только, давно сгинул, чёрные накладки на глаза лошадей и ястребов, оживляемые ветром огородные, предстающие только в резких вспышках молнии, вообще все, рискует объявиться, объявляется только в краткий миг такой вспышки, после того снова, у всех из лагеря добрых отсутствует понимание происходящего за исключением смутных подозрений, как-то связано со всем человечеством и его историей, у всех из лагеря злых ощеренные пасти и гнилые зубы, кроме, разумеется, главного злодея, множество главных злодеев и нет никакого лагеря добрых, все пользуются фальшивыми именами и никто не хочет выяснять правду, только путать её и прятать в подземельях и тамошних расшифровках, на улицах кишат прыгуны, ни по чём и фабричная стена, и стена сумасшедшего дома, и дома эти всегда переезжают, соответственно на всех разбитых копытами и колёсами и размытых дождями дорогах во все стороны идут обозы и фургоны с больничным имуществом и пациентами, которые, к тому, вынуждены отбиваться от налётчиков и даже стрелять, покуда им позволяют это господа в промокших котелках и цилиндрах, и рединготах, с фальшивыми бородами, именами и помыслами, одним словом нечто в этом. С подобной подачей многие ломают уши. Имена большинства наколоты между костяшек, кроме никакой огласки, самые падлические по сию не выявлены, есть клика сознавшихся и не возражающих или не могущих возразить против правдивого опубликования. Одна из Ксения Вуковар, женщина поразительной судьбы и усидчивости, первой попала в пьесу постороннего, так же, по-видимому, красоты, если при расцвете и увядании имела длительные и чередующиеся с Перуном, кхерхебом и князем Иордани. До касательства вышеневырубленного, Ксения не хотела, изъясняясь вполне, хотела зреть свою совокупность предков и современников, всех с днём ангела, в определённом свете и не видеть в определённом же. Сильно тем (и блудила с богом, кхерхебом и Елисеем Новоиорданским, который чуть что, посылал рыцарей искать себе артефакты (а при таком образе действий, что-то в его сетях да оседало)), в веках остался определённый ею, более никем (объясняла, никто кроме не озаботился обликом и его соблюдением в веках и старалась не думать о Фавсте), образина Новых замков, оттого отчаянно хотела то на это, если не дано, хоть подправлять себе на пользу предательства предательств, множество, от Готффрида и до, а это двести лет, и более того, умерев, влиять на всё могильным голосом, станет с родом, вздумается его шишкам будущего. Может видела путь при могла воскреснуть, оттого выбрала такой самоумертвления. Многовероятно потому искала связей с теми, мог в замыслах, а не большая реплика Приапу. Для ровного счёта двух дочерей и сына. Вестфалию, Орию и Китежа, наказав всем троим, умела нагнетать до беспрекословия, не снимая Вуковар. Кончину встретила в Витебске во время восстания крестьян. Мало занимало отчего восстали, во все времена из-за одного и. Никто не восставал чтоб отрыть наконец побрякушки Северина Антиохийского или вывести на чистую лекаря Карла Смелого, или остановить истребление единорогов, кроме, должно быть, самих единопыжей. Из города с тлеющими волосами, переправилась через Витьбу к церкви на другом берегу и погосту подле. В восемьдесят догребла на лодке в восемьдесят быстрее. На кладбище умаслилась не взорами гробовщиков, ближний крест для пущего эффекту, его первым, проверить горючесть, припала роковым, тридцать секунд боролась, накрутить хвосты русалкам, издали безымянная монашка и очень боялась.

Где не воистину страшно и относительно солнечного дня мрачно, на некоей-сякой чёрной площади-квадрате, описанной в книге Эмиля «Гимн задом наперёд самоубийству» в рамках собственной концепции о бамбуковом. На тёмном камне брусчатки сей помосты и виселицы, окна близлежащих никогда не меняют позиции ставень, живущие за страшатся узреть скверные знаки. Частенько кровь и тогда на хитромордый промысел выходят. Норы во множестве мест, лизать кровь и сплетничать. Вместе сосуществуют собаки, характерно для всеобщей атмосферы усмирения. Не воюют с лисицами, когда на камнях площади мертвецы, такое столь, в полицейской части не успевают расследовать эти убийства, собаки, поправив навечно повязанные салфетки, пожирают, останки рождественских индеек утаскивают в норы лисицы. Растёт бамбук, о чём, вероятно, можно и не упоминать. Забор из будущих удочек высится кругом, высокий, но щербатый на радость варварам, ждут во всех местах, где разной степени эгида. На чёрной эспланаде, как поминалось ранее, относительно комнаты кривых зеркал страшно. Длинные очереди стариков и детей с монетами в руках к помостам и виселицам (только у меня впечатление, нам пытаются представить завуалированный Луна-парк совмещённой с зоопарком без средств на вольеры?). Упоминание иностранца, пытался засыпать ихор уже сангвиной, должно быть, следует расценивать как каприз художника, не удовлетворённого ограниченностью персонажей, пребывают в распоряжении. Вот опять незаметный эхин к комментариям. Комментировать Коновалова легко, комментировать опиумный дым, его даёт к обильную, смог кое-как вспахать даже такой невежа-натужный брехун с математическим складом как Серенус Ван Зольц. Возвращаясь к площади, увязке с предыдущим, признать, бранить о ней особенно нечего. Кто опять написал всё это? Конечно Эмиль Коновалов. Выше ясно указано. Не надо издеваться. Это нечто другое. Что? Не надо лгать. Значит всё из-за этого? Из-за чего? Того, о чём ты спросил? Не понимаю, ты говоришь загадками. Опять издёвка. А ещё смотритель маяка. А ты кто? Тоже кое-чего смотритель. Чего? Последнее что смотрел, письмо Анатолия Никогда, до этого Высочайший Манифест об усовершенствовании государственного порядка, до этого требования шахтёров из Дарема, до этого… Ты Гуан-Ди? Тебе что, не любопытно знать, что я просматривал до этого? Уже сам не знаю, что мне любопытно. В таком случае не обессудь, я удаляюсь. Впредь можешь называть меня квазинордом. Присматривай за своими тетрадями, я слышал, в них кто-то суёт нос. Ты же и суёшь. Рекомендую обратиться к Николаю Гоголю, большом знатоку носов, как я выяснил.